Владимир Мединский: «Мне кажется, что Путин сегодня — последний европеец» («Коммерсантъ-FM», шоу «Действующие лица») instagram (1)
Размер шрифта:
a
a
a
Цвета сайта:
ц
ц
ц
Изображения:
Настройки
Настройки шрифта:
Выберите шрифт Arial Times New Roman
Интервал между буквами (Кернинг) Стандартный Средний Большой
Выбор цветовой схемы:
Черным по белому
Белым по черному
Темно-синим по голубому
Коричневым по бежевому
Зеленым по темно-коричневому

Владимир Мединский: «Мне кажется, что Путин сегодня — последний европеец» («Коммерсантъ-FM», шоу «Действующие лица»)

Владимир Мединский: «Мне кажется, что Путин сегодня — последний европеец» («Коммерсантъ-FM», шоу «Действующие лица»)

В чем причина скандалов в учреждениях культуры последнего времени? Нужна ли театру цензура? Почему Россия не Европа? На эти и другие вопросы в интервью Андрею Норкину ответил министр культуры России Владимир Мединский.

— Добрый вечер, спасибо, что пришли, я знаю, что у вас сегодня вечер не свободен.

— Еще на работу надо ехать.

— Еще на работу, да, поэтому давайте так: сначала я хотел бы попросить вас прокомментировать активность, которую в последние недели проявляют депутаты Государственной думы, представители самых разных фракций. Они постоянно предлагают проверить выступления, заявления, поведения тех или иных артистов, в основном иностранных, украинских, белорусских и так далее. В их действиях уважаемые депутаты находят, скажем так, оскорбления патриотических чувств российских граждан. Как вы к этому относитесь?

— Знаете, мне, может быть, не везло, но я не видел пока еще выступления артистов, которые так уж оскорбляли.

— Например, депутат Худяков просит проверить ижевский концерт группы "Ляпис Трубецкой", по его данным солист этой белорусской группы выкрикивал лозунги "Слава Украине!", а когда зрители стали выражать возмущение, он обозвал их "имперскими имбецилами" и отправил по определенному адресу.

— Надо проверить. Я не готов давать оценки, честно говоря, со слов. Нет ничего неблагодарней, чем давать оценки со слов либо по прочтению сообщения в интернете да и не только в интернете, вам ли Андрей не знать, насколько преломляются события, освещаемые средствами массовой информацией.

— Это правда.

— Зачастую, бывает, скажешь что-нибудь на брифинге, тут же через полчаса читаешь это в новостях, три четверти просто придумано. Такое ощущение, что мы в каких-то разных комнатах находились.

— Да, есть такой момент.

— Да, поэтому я в последнее время предпочитаю даже проверенным пресс-службам и журналистам перед брифингом все цифры, факты и названия раздать на бумажке, чтобы они не перепутали ничего.

— Вы не можете не согласиться со мной, что есть определенный запрос что ли у части общества, когда действительно стали больше говорить о том, что иностранные граждане, а, может быть, и наши сограждане оскорбляют патриотические чувства россиян. Сейчас у нас, ни для кого не секрет, есть определенный патриотический подъем. Кто-то говорит, что началось с Олимпиады, кто-то говорит, что это из-за ситуации в Крыму. Он есть, и многие люди совершенно искренне обижаются, когда они слышат что-то входящее в контрфазу.

— Я считаю, что надо здесь вести себя достаточно жестко, но в тех случаях, если эта информация действительно подтверждена.

— А жестко — это как?

— В свое время, по-моему, месяцев семь — восемь назад, не помню названия, какая-то американская панк-группа…

— Bloodhound Gang.

— Да, да, да. Эта группа учудила инцидент с российским флагом. Не хочу вдаваться в детали, но их концерт был отменен после этого. Они приехали сюда по приглашению государственной, кстати, администрации одного из субъектов федерации на фестиваль. Администрация быстро среагировала и связалась с организаторами фестиваля. Фестиваль аннулировал приглашение, и им не осталось ничего лучше, как понуро лететь обратно домой. Честно говоря, мне кажется, что когда речь идет о таких вопиющих случаях, а там все было зафиксировано на видео, действительно надо себя уважать. Пусть они где-то в другом месте, пусть они у себя дома где-то там, в канадской деревеньке, где-нибудь что-нибудь вытворяют.

— В том-то и дело, что там в Америке это можно как раз, это не вызывает никаких особых замечаний.

— Мы же не Америка.

— Поэтому, бог с ними, с заезжими профессионалами. Все-таки про наших. Я не могу сейчас, опять же, не привести одну цитату, депутат Евгений Федоров, представитель фракции "Единая Россия", он просто разорвал фестиваль "Золотая маска".

— На мелкие кусочки.

— На мелкие кусочки, да. Потом как-то перешел на Министерство культуры. Он сказал, что Министерство культуры не может развернуться на тот национальный курс, о котором говорит президент. Я хотел у вас спросить, о каком национальном курсе культуры говорит президент?

— Если честно, я был потрясен этим выступлением Евгения Федорова, потому что до этого я думал, что Министерство культуры — это у нас исчадие пропагандистского ада.

— Мы до этого дойдем еще.

— Министр культуры, если почитать либеральные СМИ, то это такая удивительная смесь Хрущева, Геббельса и протопопа Аввакума в худшем исполнении.

— Нет, вы знаете, что прочитал недавно? Что Мединский стал первым за последние годы министром культуры, который на вопросы культуры смотрит с точки зрения государства. Я не знаю, похвала это в ваш адрес или упрек.

— Поскольку я являюсь человеком, нанятым государством для выполнения своей работы, довольно странно, если бы я, находясь на государственной должности, смотрел на вопросы культуры иначе. А с чего другой точке зрения быть?

— При всем уважении к вашим предшественникам, вы действительно занимаете несколько иную позицию. К вам больше относятся как к политическому деятелю, в том числе.

— Я стараюсь, чтобы политики в работе Министерства культуры было меньше, но не получается.

— Почему не получается?

— Не получается, потому что… Это долгий разговор, на самом деле, Андрей. Я ни в коем случае не хотел бы говорить плохо о предшественниках, потому что они работали в других условиях, и при другом, может быть, при меньшем отношении политического руководства страны к проблемам культуры, при меньшем внимании к этим вопросам. Сейчас надо признать, что правительство и президент уделяют очень большое финансовое внимание вопросам культуры. Если в 90-е годы все это было отпущено, типа "Крутитесь, как хотите", вот все и крутились. Учебники истории издавались на деньги фонда Сороса. А что мы хотим от этих учебников?

— К этому мы тоже подойдем. Давайте мы вернемся к заявлениям Евгения Федорова по "Золотой маске".

— Что касается Федорова. Раньше-то я думал, что я Геббельс, а теперь оказывается, нет. Я, оказывается, либерал, прячущийся в шкуру патриота. Я направил 29 апреля довольно подробное письмо Сергею Евгеньевичу Нарышкину с просьбой рассмотреть заявление депутата Федорова на комиссии по депутатской этике, потому что 100% фактов, изложенных в этом заявлении, либо являются прямым передергиванием, либо просто не соответствуют действительности. За два года работы Министерства культуры я не получал ни одного депутатского запроса по содержанию работы от депутата Федорова, при том, что мы с ним находимся в довольно-таки приятельских отношениях.

— Да, он говорит: "Мой хороший товарищ".

— Да, мы вместе работали в комитете, я был его замом как председатель комитета по экономической политике. В общем-то, честно говоря, я удивлен. В приложениях к письму Сергею Евгеньевичу Нарышкину я на семи страницах подробно ответил на каждое обстоятельство депутата Федорова. По-моему, во вторник несколько СМИ достаточно подробно этот ответ процитировали. Добавить к этому больше нечего. Некоторые вопросы, я скажу, имеют право на существование. Например, "Золотая маска".

Я в прошлом году, когда впервые столкнулся с содержательной частью "Золотой маски", имел крайне неприятный разговор с госпожой Ревякиной, ее генеральным директором. Это касалось, в частности, тех спектаклей, которые "Золотая маска" вывозила на гастроли в Польшу. Вы, кстати, первые, кто об этом знает. Мы этот конфликт погасили внутри министерства. Дело в том, что, опять же, министерство исторически никогда не интересовалось содержанием творческого продукта: ну, делают творцы, и делают. Я тоже считаю, что мы не должны интересоваться им с точки зрения цензуры, потому что у нас свобода творчества, цензура запрещена, и слава богу. Но если мы за государственный стопроцентный счет экспортируем какой-то творческий продукт за рубеж, показывая, что это и есть лицо российского театра, наиболее современные его веяния, то, неплохо было бы поинтересоваться хотя бы, "об чем спектакли", о чем там говорится.

И вот некоторые, кстати, общественные деятели из российско-польских фондов — у нас есть несколько государственных российско-польских фондов, занимающихся промотированием и сотрудничеством, — в общем, полезная организация во всех отношениях и с той, и с другой стороны, они получают государственную субсидию. Эти люди не поленились, не зря едят свой хлеб, и несколько этих спектаклей посмотрели, после чего написали такую возмущенную петицию. Понимаете, удивительно, что 20 лет у нас не было организованных гастролей в Польше в силу охлаждения отношений. И вот тут мы везем такое.

— Так кто должен интересоваться, "об чем спектакль", если цензуры нет? Тот же Федоров приводил примеры какие-то совершенно дикие, я даже не буду их сейчас в эфире озвучивать.

— Там не все и не везде так. Но по факту Польши, в данном случае, я имел с госпожой Ревякиной разговор. Мы пересмотрели программу гастролей в Польшу, сделали ее чуть более взвешенной, на наш взгляд, и дальше мы уже не стали срывать договоренностей, достигнутых между нашей и польской стороной, тем более в них было задействовано много театров, сотни людей.

— Это касается содержательной части или, скажем так, визуальных режиссерских решений?

— Это касалось исключительно… Нет, боже упаси. Я не по этой части, я вообще историк.

— Очень много претензий к форме. У меня был в эфире Геннадий Хазанов, он говорит, что некоторые режиссеры сейчас работают так: вот я создал некую бутылку, такой сосуд, а что вы там в него вольете — это неважно. Главное, чтобы этот мой сосуд на сцене стоял, это многих тоже сейчас как-то раздражает.

— Это, конечно, тяга к эпатажу. Сейчас в этом отношении, в части театра, очень сильно повторяются тенденции, которые были в России в начале 20-го века, когда эксперименты с формой зачастую затмевали содержание, такой декаданс. Опять же, я не берусь в данном случае судить, тема спорная. Но в отношении "Золотой маски" могу сказать следующее: работа, проведенная с дирекцией "Золотой маски" Министерством культуры, прошла не зря.

В этом году, если вы посмотрите обзоры СМИ самые разные, самые либеральные, вы увидите, что они обвиняют "Золотую маску" в излишнем консерватизме и говорят, что как никогда много наград досталось классическим театрам и классическим постановкам. Что-то, так сказать, сломалась "Золотая маска". Где же поддержка крайностей, где поддержка актуального искусства, где поддержка акционизма и перфомансов? Я считаю, это говорит о том, что мы на правильном пути, будем в этом направлении двигаться и дальше.

— Насколько благорасположенно или нет относитесь вы к каким-то современным проектам, которые возникают? В Москве считается, что олицетворением такого направления является Сергей Капков. Он тут сидел в вашем кресле, сказал: "Почему меня считают каким-то страшным либералом, ведь я совершенно консервативен?". Но он чувствует, что может быть какая-то иная форма, по-другому как-то это можно рассказать, показать.

— Действительно, департамент культуры Москвы поддерживает очень много современных и крайне современных форм проявления искусства, "Гоголь-центр" и далее.

— Извините, у меня современное искусство вызывает всегда неадекватную реакцию.

— Я в данном случае вкусы эти не разделяю. Скажу честно, я не люблю современное искусство в его крайних формах. Может быть, я по должности этой должен делать, но сломать себя...

— А вы должны это делать? Это задача Министерства культуры — как-то реагировать на это?

— Я же должен всех объять, объять необъятное.

— Вы же сами говорили: творец творит как видит, как чувствует.

— Творец пусть видит, как чувствует. Я отвечаю за то, на что тратятся бюджетные деньги. Моя ответственность, ответственность министерства — это реализация государственной культурной политики посредством правового и финансового регулирования. То есть мы влияем на законодательство, мы его формируем, вносим свои предложения, и мы отвечаем за распределение тех скромных бюджетных средств, которые нам достаются.

И я скажу честно, они распределяются не в пользу, далеко, современного искусства — это миф. Если мы сравним с вами, я в письме Нарышкину это привожу, бюджет Мариинского театра, наверное, будет раз в сто больше средств, которые направляются на актуальное искусство в его крайних проявлениях.

— А почему так? Потому что Мариинка — это некий бренд, который знают?

— Мариинка — это имя России. Мариинка — это бренд. Мариинка — это замечательный коллектив, это классический коллектив, это коллектив лучших из лучших, а лучшее стоит дорого.

— С другой стороны, вы вспоминали начало прошлого века, там же не только декаданс был, в общем-то, и во многом авангардное искусство. Например, если мы говорим о живописи и о театре, которым сейчас принято гордиться в нашей стране, оно тоже корнями-то туда уходит.

— Вы о Кандинском, Малевиче и прочем, да?

— И не только. Это и Мейерхольд, и Таиров, и даже Эйзенштейн, когда начинал монтаж аттракционов, когда он еще работал в театре, а не в кино.

— Зато закончил большой классикой.

— Это правда, да. Это нормальная история революционеров и консерваторов, но, может быть, из наших нынешних адептов современного искусства, я так скажу, тоже вырастут величины.

— Дай бог, мы же ничего не запрещаем. Более того, я даже считаю, что сам акт прибивания…

— Вы про Красную площадь?

— Да. Прибивания своих гениталий к брусчатке, если это не разрушает историческую брусчатку и не слишком оскорбляет собравшихся вокруг граждан...

— Как это?

— И бог с ним. Может быть, он у себя где-нибудь выложил на даче брусчатку и прибил бы там.

— Тогда это не актуальное искусство, потому что это никто не увидит.

— Да, элемент эксгибиционизма, к сожалению, в самых извращенных формах. Это вообще к сексопатологам вопрос.

— Но это не задача министерства с этим бороться, да?

— Нет, задача министерства определять, что получает, что не получает государственную бюджетную поддержку, и все.

— Но это же не только функция денег, наверное?

— Мы реализуем, еще раз говорю, нашу государственную политику через нормотворчество и через механизмы господдержки. Третьего механизма — механизма запрета, цензуры у нас нет. У нас нет силовых структур, у нас нет шпиков и ищеек. У нас вообще нет, так сказать, возможности кого-то укусить, если только не с помощью цирковых собачек, жестоко дрессированных.

— Владимир Ростиславович, основы государственной культурной политики — это новая общенациональная культурная идеологическая доктрина, правда или нет?

— Пока это лишь документ, находящийся в разработке. Документ готовит рабочая группа администрации президента, Сергей Борисович Иванов ее возглавляет, оперативную работу ведет Толстой Владимир Ильич. Мы как участники этой рабочей группы представили наши собственные предложения, эти предложения были частично учтены, частично не учтены. Сейчас эти основы выносятся на широкое общественное обсуждение, и где-то в сентябре, октябре, вероятно, могут быть подписаны президентом, тогда это и станет некой доктриной для руководства к действию, в том числе и Министерству культуры.

— Ваше видение, хотя бы тезисно, можете изложить? Что это такое?

— Мы их изложили достаточно подробно в нашем предложении.

— Я боюсь, что не все наши слушатели ознакомились с документом.

— Тогда я могу отослать вас к своему большому интервью в "Коммерсанте", по-моему, в прошлый или позапрошлый вторник. Там я довольно подробно на эту тему изъяснялся. Это большой, сложный, многостраничный документ, подробно рассказывать о нем смысла нет.

— Хорошо.

— Либеральная общественность прицепилась к тому, что мы прямо сказали о нецелесообразности опираться в реализации культурной политики на принцип мультикультурализма и толерантности в западном понимании этого слова. Я считаю, что это устаревшие, проигравшие понятия и принципы, от реализации которых давно уже отказались ведущие европейские страны. Понимаете, наши либеральные идеологи до сих пор живут в понятиях начала 80-х — конца 70-х, у них такое отставание лет на 20.

Вот уже и Франция, и Германия, и Англия публично сказали, что эта система не работает. Нет, мы будем на этом настаивать. Далее мы говорим о том, что Россия в силу всего своего исторического пути, в силу своего географического положения, в силу своей цивилизационной, религиозной принадлежности и истории являет собой удивительную особость. Мы не являемся не точным слепком Европы в его протестантстко-голландском понимании, и тем более восточноазиатской деспотией. В этом смысле мы не Европа, не Азия, а самодостаточная, самостоятельная цивилизация европейского типа, такая же, как индийская цивилизация, китайская цивилизация, англо-американская цивилизация.

— Мне доводилось слышать, например, такое замечание, что существует как бы запрос, чуть ли не конкретный заказ от президента Путина на формирование такой идеологической парадигмы, такого имперского стиля.

— Это не правда.

— Якобы Мединский ее разрабатывает.

— Мне бы хотелось, наверное, но это не так. Я разрабатываю то, на что существует запрос в моем сердце, в моей душе, и так, как я считаю правильным. В данном случае, естественно, речь не идет лично обо мне. Этот документ разрабатывался большой группой специалистов и членов Общественного совета министерства, и чиновников, и экспертов, ученых. Я могу лишь сказать, что он прошел апробацию, если память не изменяет, по-моему, 73 ученых прочитали этот документ, входящих в систему наших подведомственных НИИ, и внесли свои замечания и поправки. Вообще, Министерство культуры одно из немногих, которое сохранило на данный момент систему научно-исследовательских институтов.

— Почему некоторые коллеги нашли там отсылки к тому, что будет цезура? Я сейчас просто приведу цитату.

— У кого что болит, тот о том и говорит.

— Заявление членов ученого совета Института философии.

— Не членов, а некоторых членов ученого совета института.

— Да. Якобы там претензии на общую обязательную идеологию, что прямо запрещено. А это плохо, когда у государства есть идеология?

— Я считаю, что хорошо, когда у людей есть идеология, когда у каждого конкретного человека есть идеология — это очень хорошо, потому что идеология — это набор идей. Когда у человека есть в голове какие-то идеи, он живет ими и руководствуется. Это могут быть идеи христианской любви или еще чего-то, но он действует как человек разумный. Когда у человека нет идеи в голове, когда у него идея одна — пожрать и поспать, это такое, знаете, общество потребления, в свое время довольно смешно высмеянное братьями Стругацкими. Еще давно, еще в те времена, когда свободно правил рынок на Западе, и считалось, что либеральная идеология — это высшее достижение цивилизации. Человек без идеи в голове есть, по сути, обезьяна, но вызывающая гораздо меньше симпатии, потому что он больше портит природу, чем обезьяна. Так что не надо шарахаться от слова "идеология". Но, наверное, в государственном масштабе, в конституции и так далее — это совершенно излишне. Мы это проходили, это не работает.

— А как к слову "пропаганда" относиться? Пропаганда может иметь положительные какие-то моменты?

— Как бы мы к ней ни относились, она есть. Как можно относиться к понятию "воздух", или к понятию "вода"? Чистая вода — хорошо, грязная — плохо. Воздух на Садовом кольце рядом с вами — очень плохой.

— А что делать?

— Так и пропаганда. Пропагандой пронизано все существование человека, потому что любая тенденциозно поданная субъективная информация есть пропаганда. А где вы найдете объективную информацию? Вот Святое писание — крайне субъективно. Поэтому вот так и есть.

— Можно ли тогда сказать, что, я сейчас приведу цитату: "В основе культурной политики России должны лежать: большая здоровая семья, здоровый досуг, свободный творческий труд, свобода мысли, самообразование и постоянный духовный труд без перформансов и инсталляций", если я правильно привожу цитату, то это ваши слова на Всемирном русском народном соборе.

— Безо всяких крайних перформансов и инсталляций.

— Вот, очень хорошо.

— Чуть-чуть уточню, потому что само слово "перформанс" как представление, если перевести, или "инсталляция" как сооружение не несут негативного смысла. Негативный смысл несут наши псевдодеятели современной культуры, которые сводят перформансы и инсталляции к популярной иллюстрации к одному не очень приличному анекдоту, который вы знаете: "Если мальчик, так сказать, нагадил под дверью, потом позвонил и убежал — то это инсталляция, а если сначала позвонил и начинает, пока на него смотрят, гадить, то это перформанс".

— Это перформанс, понятно. Так в остальной части: большая здоровая семья, здоровый досуг — это те консервативные ценности.

— Мне кажется, это просто нормальные человеческие ценности. Вы считаете, что ценностью является маленькая неполная семья, одинокая женщина и девяностолетний холостяк без детей?

— Нет, я хотел спросить про другое. Когда я сейчас сталкивался с публикациями в иностранной прессе, по-моему, какая-то канадская газета вышла под заголовком, что Путин — это нынешний защитник христианства. Ни больше, ни меньше. И дальше, собственно, вот эти вещи, вот те ценности, которые я сейчас назвал консервативными, а вы сказали, что это нормальные человеческие ценности.

— Мне кажется вообще, что Путин сейчас— последний европеец.

— Что вы имеете в виду? Поясните, пожалуйста.

— В том смысле, что можно говорить о том, что Россия — не Европа, но я бы сказал по-другому: "Россия, наверное, — это последняя цитадель европейской цивилизации". Это последняя цитадель европейской цивилизации в смысле тех ценностей, которые закладывали первые христиане, тех ценностей, которые закладывала Римская республика, тех ценностей, поклонение, культура, философия которых были заложены в античной Греции.

— Эта цитадель от кого защищает эти ценности? Не кажется ли вам, что во многом от самой же Европы? Какая-то парадоксальная картина.

— Ну, в Европе, да, в Европе сейчас странная, я опять же не берусь осуждать… Вы знаете, ведь пытаться навязать наш монастырский старообрядческий устав голландским кварталам красных фонарей, там, опиумным курильщикам…

— Не все же там так плохо?

— Но не все и так хорошо, как вам кажется. Наверное, это столь же бесперспективно, как пытаться сделать из Москвы второй Амстердам. Там есть свои плюсы, здесь есть свои плюсы. У нас очень много общего, но мы немного разные. Знаете, как православие, католицизм и протестантизм, они немного разные, даже шрифты немного разные, тексты разные, история разная. Воевали мы всегда по-разному в силу многих факторов. Я как-то говорил в каком-то телеэфире, по-моему — я очень люблю приводить этот пример, потому что он показывает многое, — так вот, у Ключевского в "Истории государства Российского" в самом начале, буквально в первой главе первого тома есть такой замечательный пассаж, который меня глубоко потряс в свое время. Он говорит о том, что невозможно понять историю развития России и русского народа, не взглянув на геофизическую карту европейской части русской равнины. Такого количества рек, притоков, истоков, движущихся в разных направлениях, вы не увидите нигде больше, ни в Европе, ни в Азии. Это предопределило положение России на стыке путей из варяг в греки и разных других с севера на юг, это предопределило совершенно особый тип хозяйствования в Руси.

Условно говоря, в России долгое время не было смысла в строительстве каменных дорог, просто потому что торговля по рекам, где-то волоком, а в основном просто по рекам, она была экономически более рентабельна. Тем более, в условиях резко континентального климата эти реки замерзали месяцев на семь, тогда вообще красота — полозья, и понесся, это у тебя такой хайвей получался, скоростной.

— Можно я вас попрошу чуть-чуть ближе к истории?

— Это я говорю к тому, что все, вот своя специфика у каждого народа…

— Нет, смотрите, очень хорошо, что мы перешли к именно вот этому направлению в разговоре, потому что я хотел, чтобы вы мне сейчас рассказали о вашем отношении к закону Яровой, так в просторечии его называют, то есть закону об уголовной ответственности за распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР во время Второй мировой войны. Тоже очень много споров.

— Он принят? Я что-то не очень следил за этим.

— Насколько я помню, да.

— Подписан президентом?

— Нет-нет, еще нет. Пока только Дума одобрила.

— Вот если президент подпишет, будем исполнять.

— Что такое "заведомо ложные сведения"?

— Понятия не имею, я не читал законопроект. Подобного рода законопроекты есть во многих странах.

— Естественно.

— Они главным образом касаются Холокоста.

— Или преступлений нацизма в более широком смысле.

— В основном, да, в основном, Холокоста. Это касается и Израиля, и Германии, по-моему, Австрии. Надо освежить это в памяти. Связано это действительно было с тем, что на каком-то там этапе, прошло одно-два поколения, стали многие историки ставить под сомнение масштабы, размеры Холокоста, естественно, еврейское общественное мнение, воспринимая это крайне болезненно, пролоббировало принятие этих законопроектов.

— Но у нас сейчас что, такая же ситуация происходит? Переоценка ценностей какая-то новая?

— Там есть другая история. Опять же, я насколько пытаюсь сейчас вспомнить логику объяснения депутатов, что вот если человек, например, приедет в Израиль и начнет там публично по телевидению говорить о том, что Освенцим придумали журналисты, вот там же в израильской тюрьме он и проведет ближайший не один месяц. А вот у нас, например, вполне можно приехать на территорию Российской Федерации, или в Киев, и начать, так сказать, нести оскорбительную ахинею о подвиге наших дедов в Великой Отечественной войне. И ничего за это будет. Наверное, этот закон существует именно для того, чтобы пресечь вот эти крайности, по крайней мере, дать понять им, что то, что сказал во Львове, потом пересечешь границу Российской Федерации, тебе могут и предъявить.

— Но это действительно можно как-то с помощью угрозы уголовной ответственности решить?

— Не знаю, я, честно говоря, не знаю, будет ли это работать, но мне, конечно, как историку зачастую слушать то, что говорится, особенно на Украине сейчас, больно и обидно, это настолько несправедливо.

— А вот такие как бы контраргументы и, с другой стороны, альтернатива уголовному наказанию, какие-то проекты…

— Хорошей альтернативой была бы публичная порка, но мы живем в цивилизованном мире.

— Да, это не совсем…

— Зачастую излишне.

— Акция "Георгиевская лента", например, символ Победы, как вы к подобным акциям относитесь?

— Мы ее горячо поддерживаем.

— Вот почему?

— Мне кажется, что подобные массовые акции заставляют нас лишний раз вспомнить о подвиге, лишний раз вспомнить о том, что есть большие ценности, чем пожрать в McDonald's, а также выпить пива на диване за просмотре очередного эпохального матча "Барсы" с "Челси". Это неплохо, тем более, что эти акции действительно вовлекают в свой круг сотни тысяч людей.

— Есть просто критика совершенно непотребная, я имею в виду вот этот "колорадский праздник", с чем я тоже не так давно столкнулся…

— Ну, слово "колорадский праздник", тот, кто говорит, он просто дебил.

— Но, понимаете, Владимир Ростиславович, некоторые люди, вполне, на мой взгляд, адекватные…

— Кашин, что ли, прокукарекал, да?

— Нет, это не Кашин. Я не могу сказать точно. По-моему, в блоге Андрея Мальгина я это прочитал.

— У кого?

— Андрей Мальгин. Но я не об этом хотел сказать.

— Бог судья.

— Люди, которые мне вполне кажутся адекватными, они говорят: я для себя не могу согласиться, я просто не имею права надевать Георгиевскую ленточку, потому что это боевая награда, и вот был бы жив мой дед, который погиб на войне, он бы не понял, почему какой-то молокосос 15-летний ходит… Вот здесь вот можно найти какой-то компромисс?

— Я думаю, что здесь какая-то извращенная логика.

— Почему?

— Боевой наградой является, простите, Орден Славы первой, второй, третьей степени, а также много степеней разных Георгиевских крестов и Орденов Георгиевского креста, но мне кажется, дед бы только гордился.

Ведь вопрос не в том, чтобы нацепить Георгиевскую ленточку на себя, вопрос в том, чтобы знать о том, за что воевал твой дед и почему. Ведь опять же, вернемся к нашей занимательной зоологии, да, человек чем отличается от обезьянки, помимо всего прочего? Ведь обезьянка, она тоже может пожертвовать своей жизнью, защищая, скажем, детеныша, мать в период кормления. Потом проходит какое-то время, и они собственного детеныша могут и съесть, если надо. Но наукой не доказаны случаи когда у животных случалось массовое самопожертвование во имя абстрактных идеалов. Вот, наверное, потому человек и является, скажем так, вершиной божьего творения, потому что он может трудиться, жить и умереть ради каких-то абстрактных, казалось бы, идеалов. Это не вещь природная, это не формируется в процессе естественного отбора, это прямо противоречит теории Дарвина.

Это говорит о том, что душа противоречит природе. И я думаю, что дед, который умирал во имя этих георгиевских цветов, что сейчас, что в Первую мировую, что раньше, он как раз бы такими внуками гордился.

— Владимир Ростиславович, в свое время издательский дом "Коммерсантъ" назвал "Мифы о России", ваш цикл, самой тиражной исторической книгой современной России. На ваш взгляд, все-таки в нашей истории чего больше: мифов или фактов?

— Любая история — это всегда миф. Мы с вами сейчас о чем-нибудь поговорим друг с другом, и во втором толковании это уже превратится во что-то совершенно иное. Любое событие моментально мифологизируется. Тем более, если это событие интересное и у него есть больше одного свидетеля.

— Вот украинские события, присоединение Крыма. Насколько я понимаю, в школах будут уроки по Крыму какое-то время, они как должны проходить, о чем должны рассказывать?

— Я думаю, надо стараться максимально придерживаться географической истории Крыма, рассказать такую национально-географическую историю, потому что в отношении Крыма существует очень много мифов, на самом деле. Есть миф, что это старинные украинские земли, есть миф, что это старинные земли крымско-татарского населения. Все не так. У Крыма очень сложная история, и надо, наверное, ее прослеживать, я думаю, с седьмого — восьмого века. Будет интересно и познавательно. Вообще, в истории Крыма прослеживается история, по большому счету, всей Европы. В конце, по-моему, 18-го века после присоединения Крыма Екатериной II, проводили выборочный опрос, такой соцопрос населения, знаете, кем большинство населения записано?

— Нет.

— Православными. То есть мусульманско-татарское население, которое жило к этому моменту в Крыму фактически со времен Орды, там лет 300, наверное, 400, находилось в меньшинстве. Интересно было бы найти этому объяснение. Там жило много тех, кого называли "эллинизированными славянами", то есть смешанные потомки греков, славян. Кто там только не был, в Крыму. Очень много итальянцев, фрягов, которые также были колониями генуэзцев, малороссы, великороссы, великороссов мало, безусловно, татары самых разных типов, то есть не только татары, которые пришли со времен еще Золотой орды, но и татары, тюрки, которые шли из Турции. Не случайно язык крымских татар достаточно существенно отличается, например, от языка волжских булгарских татар.

— Кстати говоря, поэтому было забавно читать иронические записи, когда Путин сказал про крымско-татарский язык, что это, мол, за язык такой, крымско-татарский, нет такого языка. Не видели такие замечания?

— Нет, я не видел, но это очень сложная история, понимаете.

— Просто я сижу и думаю, что именно школьникам надо рассказывать, а уже не людям с определенными какими-то убеждениями. Современные мифы по Крыму, по событиям на Украине, вы говорите, что это моментально происходит?

— Если мы посмотрим с вами любые украинские информационные сайты, которые уж пропаганда, так пропаганда. Наше "Эхо Москвы" отдыхает.

— Вы считаете, что "Эхо Москвы" занимается пропагандой?

— Безусловно. Это мегалиберальное радио. Они занимаются такой, знаете, как в современном искусстве. Есть современное искусство, а есть такие крайности, такая крайняя степень актуального искусства.

— То, что вы называете "крайний перформанс" и "крайняя инсталляция"?

— Да, это "Эхо Москвы" на рынке наших средств массовой информации, вместе там с рядом интернет-ресурсов. Просто оно наиболее раскрученное, надо отдать должное главному редактору.

— Нет, но у нас же нет цензуры, мы об этом сегодня неоднократно говорили, поэтому, значит, наверное, они могут.

— Да, вот они и занимают такую крайнюю позицию, причем, крайнюю пропагандистскую позицию. Ведь, на самом деле, обратите внимание, Андрей, единственный, кто громче всех требует отказа от идеологии — те, кто исповедует либеральную идеологию, причем, в ее крайней форме.

— А вы можете ее охарактеризовать? Либеральная идеология — это что? Лозунги, принципы ее какие?

— В случае, например, с либеральной идеологией в культуре это называется "государство мне должно дать денег и ни за что не спрашивать". Я делаю то, что я хочу, а всякое "быдло неразумное", под названием российский народ, меня, конечно, не понимает, потому что я просвещаю "быдло некультурное" по мере своих сил. Жить я буду во Франции, в шато, писать письма издалека, поскольку я являюсь истиной в последней инстанции. Я есть российский интеллигент. Я лучше всех разбираюсь во внутриполитической ситуации в Крыму, а также в культурных проблемах пермской деревни, и в своих блогах, в частности на "Эхо Москвы", я объясню Путину, Медведеву, министру культуры, как им руководить, людям низкокультурным и малообразованным".

— Может быть, это в вас какая-то личная обида говорит сейчас?

— Почему личная?

— Я не знаю. Они вас как человека задевают?

— Я лично к ним ко всем очень уважительно отношусь. Вот я, так сказать, возьму проживающего во Франции Бориса Акунина. Талантливейший писатель, очень люблю, каждую книгу его читаю, ровно до той поры, пока человек не начинает рассуждать о политике.

— Исторический его проект вам как?

— "История государства Российского" Акунина? Я ее прочитал сразу после выхода, я очень быстро читаю, поэтому буквально за два вечера. Это, к сожалению, не оригинальный продукт, как исторический продукт он гораздо слабее акунинской беллетристики.

— Но такая подача истории возможна?

— Конечно, возможна. Я даже считаю, что лучше прочесть это, чем не читать ничего.

— Да?

— Лучше это, чем выпить пива.

— А это не увеличивает количества дилетантов?

— Не соглашусь с вами.

— Облегченный подход.

— У меня "Мифы о России" еще более облегченный подход. По большому счету, я, по крайней мере, не претендовал на написание учебника. И, наверное, именно поэтому эта книга, как справедливо сказал "Коммерсантъ", по сей день является самой продаваемой исторической книгой в России. Но вопрос в другом, вопрос в том, что Акунин исповедует очень жесткую, крайнюю степень нормандской теории. Вот есть нормандство, умеренное нормандство, норманистика, и крайнее. Вот Акунин, он с самого края. Те немцы, с которыми дрался Ломоносов на заседании Академии наук, они, конечно, на фоне Акунина консерваторы, вот он пошел дальше. Наверное, он перекликается в этой связи исторически с, господи, прости, к концу рабочего дня забываю фамилии, наш замечательный?

— Наводящие какие-то давайте ориентиры.

— Американский историк, публицист, тоже, кстати, очень талантливый, Ричард Пайпс, советник по России целого ряда госсекретарей и президентов США, профессор, по-моему, Гарварда. Как раз Ричард Пайпс в книге об истории России своей многотомной начинает с того, что Российское государство возникло как побочный продукт торговли викингов. Ну, вот такой, знаете, незаконнорожденный: не планировали ребенка, зачали нечаянно, выкидыш получился уродливый, вот с этим уродцем до сих пор мир и возится уже тысячу лет. Вот, примерно так. Акунин, он такой Пайпс-2, вот поэтому, опять же, это даже любопытно почитать, всегда интересно взять Акунина.

— А как вы относитесь тогда к концепции единого учебника истории?

— Хорошо отношусь.

— Почему, объясните, хорошо?

— Именно потому, что есть Пайпс, Акунин, Фонд Сороса и большое количество еще националистической дряни, которая у нас, к сожалению, долгое время издавалась, иногда и сейчас издается в качестве учебных пособий в республиках, национальных образованиях. Я вот своими глазами видел и читал, просто у меня волосы на голове шевелились, пособие по эпохе Ивана Грозного, изданное каким-то татарстанским НИИ, надо Шаймиеву показать обязательно, найти.

Значит, там говорится о том, что, там нет войск Ивана Грозного, там нет Казани и казанских ханов, там нет никакого исторического анализа. Вы знаете, Андрей, что в войске Ивана Грозного татар было больше, чем татар, которые защищали Казань, и для всех действующих лиц той эпохи это была усобица. Грозный же не дурак был, он был стратег. Предыдущий хан казанский присягнул Грозному, следующий хан сверг присягнувшего, вот и вырезал стрельцов, которые там остались в качестве гарнизона московского, чем была обусловлена большая жестокость стрелецкого войска — мстили за товарища. То есть Грозный подавлял сепаратистский мятеж, но об этом там ни слова. Там пишут исключительно о войне русских с татарами. Какие русские воевали, с какими татарами?

— А есть такие учебники?

— Они есть, да, рекомендованные.

— Получают разрешение там в Министерстве образования, нет?

— Ну, у нас же что только не получало разрешения, эти грифы раздавались направо и налево.

— Слушайте, здесь у вас получается некое такое пересечение, потому что то, что вы говорите, это во многом, конечно, зона ответственности Минобрнауки, как вы с ними?

— Минобрнауки строже будет к этому подходить, ну, вы знаете, я лишь один из, я лишь заместитель Нарышкина в этой комиссии. Всю реальную работу здесь осуществляет Минобрнауки. Мы в данном случае отвечали за две вещи. Мы, конечно, читали все эти стандарты и внимательно следили за тем, чтобы в эти стандарты были включены как можно больше вопросов культуры. Все-таки невозможно изучать древнюю историю России, не понимая, как появился Андрей Рублев, и каково его значение для мировой культуры.

— А как вы относитесь к идее установить памятник князю Владимиру на Лубянке?

— Святителю?

— Да.

— Крайне положительно. Дело в том, что в следующем году мы отмечаем тысячелетие, боюсь ошибиться в церковном термине, но, в общем, перехода князя Владимира в лучший мир. И, как мы знаем, для святых именно эта дата является более важной, чем дата рождения, тем более у князя Владимира была сложная жизнь. Начинал он ее как сущий язычник и закончил, в общем, более чем прилично. Поэтому тысячелетие — великая дата, князь Владимир — действительно знаковая фигура для мировой истории, его выбор предопределил дальнейшее развитие России, поэтому, конечно он достоин памятника, я думаю, в самом достойном месте нашей столицы.

— Не будет ли это, как бы так сказать... Понимаете, есть некий такой раздражающий фактор — Ленин в мавзолее. Коммунисты просто не готовы видеть памятник князю Владимиру. Военно-историческое общество уже подготовило эти заявки, РПЦ поддерживает. У меня были в эфире депутаты от КПРФ: "Нет, это "белая" ваша идея, а наша "красная" идея. Дзержинский был замечательным человеком", то есть там даже близко нет компромисса.

— Если Дзержинский точно "красный", то князь Владимир точно не "белый". Между князем Владимиром и Колчаком большая дистанция, понимаете.

— Это война русских с татарами, понимаете? Компромисса нет. Можно ли такие решения принимать? Ведь вроде никто не собирается пока, по крайней мере, Ленина выносить из мавзолея, потому что для многих это невозможная вещь.

— Я думаю, что фигура князя Владимира, если сравнивать с Дзержинским, кстати, не факт, что надо устанавливать именно там, это должны решить москвичи на самом деле, хотя смотрится проект красиво. Мне кажется, что это как раз именно та консолидирующая фигура. Есть такие фигуры, которые, безусловно, консолидирующие — это князь Владимир, это Сергий Радонежский, семисотлетие которого мы отмечать будем 18 июля этого года, через 3 месяца. Кто такой Сергий Радонежский? Это же не просто церковный деятель.

— Хорошо. Вы в свое время очень активно, я для себя это называл, добивались изменений в революционной топонимике.

— Я еще хотел про Сергия Радонежского сказать: 700 лет мы отмечаем в этом году, и Министерство культуры ведет огромный блок работы. Мы ремонтируем 46 храмов в стране и восстанавливаем, которые так или иначе связаны с его именем. Мы снимаем фильм, делаем вместе с крупной анимационной студией огромный мультфильм. В феврале 2015 года выйдет на экраны "Сергий Радонежский" — полуторачасовой настоящий блокбастер, снятый в новейших анимационных технологиях.

— Это что-то похожее на мультипликационный фильм "Князь Владимир", который был, по-моему, пару лет назад?

— Это было лет десять назад, наверное.

— Да, нет, что вы, недавно совсем.

— Время быстро, у вас много детей — время быстро течет.

— Да, есть такое.

— Это было точно лет семь назад.

— Надо же.

— Но я не знаю, будет ли это как "Князь Владимир". Может, это будет лучше, чем "Князь Владимир".

— На это я тоже надеюсь. Так вот, возвращаясь к революционной топонимике, вы продолжаете работать? Потому что мне кажется, что после назначения вашего на пост министра культуры я меньше встречаю ваших заявлений по этому поводу. Потому что раньше, я помню, и программы на радио выходили.

— Я не стал думать иначе.

— Я говорю, что, может быть, у вас меньше возможностей работать в этом направлении?

— Нет, возможностей у меня больше, но просто надо понимать, что в данном случае я не могу позволить себе выступать столь раскованно и свободно, как депутат Государственной думы, ибо каждое внесенное мною предложение будет моментально истолковано как предложение правительства Российской Федерации.

Будучи членом правительства, конечно, я должен взвешивать всякие предложения, тем более, связанные с переименованиями, возвращениями исторических имен, топонимикой, захоронениями Ленина и прочее. Хотя, одно из предложений сейчас, насколько я знаю, поддержано Московской городской думой и правительством Москвы. Я очень благодарен за это правительству. Я его вносил от имени Российского военного исторического общества, совершенно в непубличном ключе. И еще раз скажу большое спасибо Сергею Собянину, москвичи это поддержат. Есть станция метро "Улица Подбельского", там центральная магистраль — бульвар Рокоссовского, и, насколько я знаю, сейчас в Москве прорабатывается решение о переименовании станции метро в станцию метро "Маршала Рокоссовского". Вот уж точно достойнейший человек, тем более, 70 лет Победы.

А.Н.: Я совсем забыл на самом деле, когда мы про Крым говорили, об истории с золотом. Там есть какие-то подвижки или нет?

В.М.: Этим МИД занимается. Мы дали всю необходимую информацию. Там Михаил Ефимович Швыдкой, спецпредставитель президента, как сотрудник МИДа, ведет эту тему.

А.Н.: Голландская сторона что-то сказала, кроме того, что мы не знаем, что делать?

В.М.: Пока ничего. Украина заявила свои права на основании пара от кофейной гущи. Там прямые договоры были между музеями Крыма и музеями Голландии. Украина давала государственные сопроводительные документы, на основании выдачи этих государственных сопроводительных документов они заявили претензию на возврат этой коллекции в Киев. Я не представляю, как юридически это можно оформить. Но после того, как Украина похитила деньги крымских музеев, похитила деньги сотрудников крымских учреждений культуры, которые и так там получали зарплату, простите, на наши деньги по 6-8 тыс., но вся их зарплата с карточек банков, Приватбанка и так далее была списана и аннулирована. У меня уж больше вопросов к ним нет. Такой, знаете, подход вполне в стиле большевизма, ничему не удивляюсь. Надеюсь, голландцы примут взвешенное решение.

А.Н.: Вернемся тогда сейчас к российским новостям. Как вы думаете, будет ли работать законодательный запрет нецензурной лексики в театральных постановках, в фильмах и на концертах?

В.М.: Как всякий запрет, он всегда работает не до конца, но мы же с вами знаем, что из всех законов, в мире принимаемых, выполняется примерно половина. Остальные, так или иначе, обходятся. Но мне кажется, что это правильный законопроект, Министерство культуры его решительно поддержало. Мы работаем в тесном сотрудничестве с депутатами. Кстати сказать, мне приятно работать с нынешним составом комитета по культуре и лично с Говорухиным, потому что мы в общем и в целом думаем одинаково. У нас хорошая команда и с администрацией президента в лице Толстого. Мы участвовали в разработке данного законопроекта. Очень многие инициативы Министерства культуры, которые разрабатывает администрация, вносятся депутатами Государственной думы. То есть для нас здесь важно не то, чья подпись, кто автор, лавры нас не интересуют, а главное — результат. Я надеюсь, что в части мата это даст нам возможность, во-первых, запикивать мат в кино, если это кино идет на большой экран. Если это международный фестиваль, и бог с ним. Если это на большой экран идет, мне кажется, это не украшает кинофильма.

А.Н.: Вы мне сейчас напомнили встречу с одним моим знакомым, которого в свое время на Общественном телевидении России, когда его только создавали, просили заниматься киноподбором. Я говорю: "Что ты будешь подбирать?". Он говорит: "Ты знаешь, очень сложная задача. Мне нужно находить европейские фильмы без порнографии, без инцеста". Я говорю: "Но это же невозможно". Он говорит: "Да я понимаю, что это невозможно". То есть арт-хаус европейский настолько фестивальный...

В.М.: Возвращаемся к теме: "Кто последние европейцы в Европе?".

А.Н.: Почему, по-другому невозможно? Я слышал разговор в эфире какой-то радиостанции о том, что почему-то в советское время удавалось снимать в условиях цензуры такие фильмы, которые не только получали призы на международных фестивалях, но они вошли в золотой фонд советского кино. Мы гордимся ими до сих пор, пересматриваем. Там же голых задниц не было почти, мата не было. Без этого никак нельзя обойтись?

В.М.: Да, самой откровенной сексуальной сценой было купание девушек в бане в фильме "А зори здесь тихие".

А.Н.: Ну, это можно, у каждого свои варианты.

В.М.: Что никак фильм не портило, скажем откровенно.

А.Н.: К нам присоединился арт-обозреватель "Коммерсантъ FM" Дмитрий Буткевич. И у тебя есть возможность задать вопрос министру культуры.

Д.Б.: Добрый вечер. То есть ты как раз, когда я вошел, как раз разговаривали о бане, да, с голыми девушками? Правильно.

А.Н.: Не совсем так. Это адепт современного искусства.

Д.Б.: Я слышал, как выговорили, я все знаю, да, про то, что вы оба на три четверти не адепты.

А.Н.: Дима меня пытается в эфире как-то просвещать.

В.М.: Мы вас пригласим на какую-нибудь очередную биеннале.

Д.Б.: Вы знаете, я хожу, Владимир Ростиславович.

В.М.: Прошедшие без поддержки Министерства культуры.

Д.Б.: А, это серьезно, это такой удар по биеннале, по биеннальному движению российскому.

В.М.: Биеннале не вынесет.

А.Н.: Задавай вопрос, пока есть возможность.

Д.Б.: Я сейчас легко задам вопрос. Владимир Ростиславович, я все-таки какую-то часть не слышал вашего разговора, но у вас четко сложившийся такой образ человека, который действительно современное искусство, актуальное искусство не слишком жалует. Во-первых: так ли это? И вообще можете ли вы мне казать: в истории русского искусства какие фигуры вам ближе?

В.М.: Я не очень жалую крайности во всем. К сожалению, в последнее время преобладала точка зрения, что форма превыше содержания. И когда в высшей степени развитие современного искусства, и под видом современного искусства, представляется исключительно фаллос на поднимающемся мосту в Санкт-Петербурге, или Pussy Riot, или какая-нибудь, состоящая из сплошной нецензурщины пьеса в молодежном театре, якобы, в молодежном, или груда битого кирпича в Манеже, финансируемая из средств московского и федерального бюджета, имею виду последнюю бессмертную инсталляцию на Московской биеннале современного искусства осенью минувшего года. Ну, если это искусство, то я Жданов, вот так. Но я считаю, что понятие современного искусства гораздо шире во всех его отношениях. Современное искусство — все, что творится нашими современниками.

Д.Б.: Совершенно верно.

В.М.: И я не понимаю, почему спектакли Российского академического молодежного театра, вот у меня дети просто ходили, я, правда, не был ни разу, но дети ходили — в безумном восторге, почему это не современное искусство. Это что, делается, они что там, Корнея Чуковского, что ли, ставят? Нет, это современные пьесы. Я не понимаю, почему молодежный оркестр Мариинского театра или молодежный балет Мариинского театра — это не современное искусство. Если мы ведем речь о живописи, ну, наверное, да, наверное, есть разные жанры, но, в конце концов, и выпускники Академии Глазунова это тоже современное искусство. Оно просто разное. И нельзя, так сказать, одну крайность выдавать за все современное искусство. И тем самым мы его, кстати, дискредитируем.

Д.Б.: Нет, ну вы берете совсем крайние вещи, такие совсем уже прямо вещи на грани, я бы сказал, вообще на грани политики, на самом деле.

В.М.: Когда Pussy Riot является самым узнаваемым культурным брендом России 2013 года — это весьма печально, и раскручивается совершенно сознательно многими поп-звездами. Это не искусство.

Д.Б.: Согласен.

В.М.: Это мелкое хулиганство, переросшее в крупное хулиганство.

Д.Б.: А если все-таки вернуться к вашим кумирам в области искусства, ну, назовем искусство русское, наиболее вам близкое, наверное, 19 все-таки век, да?

В.М.: Мне как писателю близка литература, ну, не писателю, скажем так, а публицисту…

Д.Б.: Ну, у нас литература тогда была очень тесно связана с изобразительным искусством.

В.М.: Вы знаете, я считаю, честно говоря, вот если говорить, например, о нашей программе литературы в школе, я на эту тему много дискутирую с Дмитрием Ливановым, который, опять же вопреки всеобщему убеждению, является высокообразованным и очень технократично правильным управленцем, так вот мы дискутируем с ним о программе литературы, я говорю, что мы перепичкиваем голову школьника слишком сложной литературой. Ну нельзя в школе проходить "Преступление и наказание". Наверное, стоит рассказать об этом романе и рассказать о творчестве Достоевского.

А.Н.: Одна из немногих книг школьной программы, которую я прочитал с интересом.

В.М.: Ну, вы были очень умным в школе.

А.Н.: Она небольшая, во-первых, и, видимо, еще не осознавая, что ты читаешь, ну, читаешь и…

Д.Б.: Там был детективный сюжет.

В.М.: А я в прошлом году прочитал с огромным удовольствием "Анну Каренину" в отпуске недельном, ну, хочу сказать вам, что в школе я заставить себя читать "Анну Каренину" просто не смог.

А.Н.: Ну, это да, у меня была такая же история с "Войной и Миром", которую перечитываешь каждый раз, и получается совершенно…

В.М.: А в "Войне и Мире" я читал только про сражения, только про войну читал.

А.Н.: Ну, это нормальное мальчиковое…

Д.Б.: Господа, не удаляйтесь в сторону вербального искусства. Я вас просил о визуальном искусстве все-таки, попробуйте ответить.

В.М.: Визуальное искусство, ну, сложно говорить. Мне кажется, что надо стремиться поддерживать все талантливое. Я вообще стараюсь поменьше говорить о предпочтениях, потому что это всегда оборачивается против меня, министр культуры, говорят, должен всех хвалить, он не должен никого ругать.

А.Н.: Ну, как это так?

В.М.: Вот так. Так ожидают. Все мои предшественники всех хвалили, никого не ругали. И их все любят, понимаете, вот откройте, наберите, я все время завидую Михаилу Ефимовичу Швыдкому, конечно, Швыдкой  там сплошной позитив, все говорят: "Какой он замечательный, как он все правильно делал, он поддерживал этого, хвалил этого, хвалил того". Это талант. У меня, к сожалению, такого таланта нет.

А.Н.: Вот поэтому он спецпредставитель по международному культурному сотрудничеству.

В.М.: Дипломат, завидую.

А.Н.: У него кабинет в МИДе, вы разве не знаете?

В.М.: Я не могу себя заставить хвалить инсталляции и перформансы, по крайней мере, в их крайнем проявлении. Рука не поднимается подписать, так сказать…

Д.Б.: Хвалебное письмо?

В.М.: Не то что хвалебное письмо: от нас требуется еще периодически подписывать письма в финансовую поддержку, вот рука дрожит, ручка выпадает, все. Не могу себя заставить. Значит, на самом деле, если говорить серьезно, мы стараемся сделать так, ведь формальные решения о грантах и поддержках принимаются экспертными советами Министерства культуры, чиновники лишь эти решения утверждают. У нас была большая и скандальная многолетняя история со времен Голутвы еще, курировавшего, так сказать, Госкино, о том, кому, как и почему выделялись деньги на поддержку кино. Не хочу живописать эту трагическую историю.

А.Н.: Действительно, это очень долгая история.

В.М.: Нет повести печальнее на свете, вот не мне судить, но что мы сделали  мы ввели с прошлого года систему открытых питчингов, и неважно, кто ты: Бондарчук, Михалков, не знаю, Досталь, Герман  приходишь и публично перед комиссией, которая будет открыто голосовать, защищаешь свой проект. И рассказы на тему того, что "я великий режиссер, дайте денег", они не проходят.

А.Н.: Только хотел сказать…

В.М.: И эта система сработала безупречно. Оказалось, что нет ничего проще и понятнее публичной защиты проекта и публичного питчинга. Вот у нас ни одной жалобы по итогам не было. Даже многие именитые люди оказались за бортом.

А.Н.: А с другой стороны, понимаете…

В.М.: В следующий раз будут лучше готовиться.

А.Н.: Владимир Ростиславович, вот министерство выделяет грант, там, условному Бондарчуку, Досталю, Герману-младшему, да, зато у нас получится "Самый смешной фильм-5", "Беременный-3", они же деньги не приходят в Министерство культуры просить, они же сами их где-то находят, но заваливают таким дерьмом, извините, экраны…

Д.Б.: Или все же они у вас находят деньги, простите?

А.Н.: Нет, насколько я понимаю, там ни Фонд кино, ни Министерство культуры…

В.М.: Деньги мы выделяем, вот фильму "Горько" мы выделяли деньги на продвижение. И я, честно говоря, не жалею, потому что это окупилось сторицей, они собрали роскошную кассу, да и фильм, в общем-то, не бесталанный, честно говоря, я его смотрел полтора раза. Второй раз даже смешнее, чем первый, начинаешь понимать текст, что там говорят. Сценарий хороший. Просто я к чему говорю, что процесс выделения денег экспертами должен быть понятным и прозрачным. Неделю назад мы, или 10 дней назад мы полностью сменили все экспертные советы по поддержке современной драматургии, современной режиссуры и современного искусства, обновив их примерно процентов на 70-75. Почему? Потому что мы проанализировали внимательно с помощью наших НИИ, что мы оплачивали последние несколько лет. Пришли к неутешительным выводам. Ну, начнем с того, что зачастую оплачивали проекты членов этого совета. Знаете, когда совет выдает 90% денег сами себе, это довольно странно. Некоторые проекты, которые финансировались, мягко говоря, с точки зрения закона о мате, никогда не могли бы попасть никуда. Поэтому мы ввели в эти советы разных новых людей, авторитетных, заслуженных, разносторонних. Там есть адепты и современного искусства, есть и адепты классики. Пусть договариваются. Чиновник будет смотреть и следить за тем, как в споре будет рождаться истина.

А.Н.: Спасибо вам большое.

Источник: http://www.kommersant.ru/doc/2463797


вернуться к списку статей
Ответственный за наполнение страницы: Пресс-служба